Страх, дружба и фильм о реке Миссинаиби

Я закрываю глаза и сижу во внутреннем дворике возле супермаркета Shopper’s Drug Mart в Брейсбридже, Онтарио. Солнце светит ярко, и я чувствую его тепло на своей слегка обгоревшей коже. Мои руки в тонусе от сотен тысяч гребков веслом; грязь в моих порах все еще задерживается. Время от времени тепло прерывается дуновением ветерка, мое внимание отвлекают дачники, проходящие мимо меня. Они бегают по городу, пьют кофе, ходят по магазинам, прежде чем вернуться в свои летние дома в Мускоке.

У меня нет собственного коттеджа, но у меня есть хижина на озере в качестве временного дома. Это то, что я делю с пятью другими молодыми женщинами. Мы все инструкторы по лидерству в приключениях в лагере Pine Crest. Как инструкторы по лидерству в приключениях, мы берем подростков в многонедельные походы на каноэ по отдаленным районам Онтарио.

Сижу сейчас здесь, держу в руках конверт. Внутри 54 фотографии — на две одноразовые камеры. Я только что вернулся из 24-дневной поездки по реке Миссинаиби, и мне не терпится увидеть, как развивались фотографии. Это чувство предвкушения — одна из многих причин, по которым я до сих пор люблю одноразовые фотоаппараты.

С долгим выдохом я открываю конверт и начинаю просматривать фотографии. Внезапно я снова на реке.

Эти дни на реке Миссинаиби были одними из лучших дней в моей жизни. Эта река — одна из контрастов. Местами она узкая и быстрая, перемежается серией порогов. Река быстро теряет высоту, выходя из Канадского щита на север.

Последняя часть Миссинаиби, с другой стороны, течет так медленно, что утром приходится дважды думать, чтобы по ошибке не плыть вверх по течению. Здесь река широка и пряма, как стрела; вы можете повесить брезент на весло, как на парус, и ветер будет толкать вас на десятки километров, и вам не нужно будет рулить. В конце концов река Миссинаиби превратится в реку Мус и впадет в холодные морские воды залива Джеймс, конец реки и конец нашего путешествия.

Наша группа состоит из двух лидеров и восьми отдыхающих. Некоторые из нас знают друг друга с прошлого лета; некоторые из нас вообще никого не знают. Тем не менее, к тому времени, когда мы сядем на поезд домой в Мусони, городке на краю залива Джеймс, мои отдыхающие станут сплоченной группой и будут называть меня «мама-путешественница». У меня будет уникальная связь с моим соруководителем, тип связи, который формируется только после стольких дней, проведенных ни с кем из вашего возраста, тип связи, рожденный общей ответственностью за восемь подростковых жизней.

Мои воспоминания прерываются пингом уведомления по электронной почте. В то время как в данный момент мой разум находится в Брейсбридже, вспоминая, как я впервые открыл эти фотографии и смог еще раз посетить Миссинаиби, мое тело где-то в другом месте. Он находится в центре Торонто, в 600 км от реки. В такой огромной стране, как Канада, это всего лишь два шага. Тем не менее, любой, кто уехал из реки ради работы в офисе, скажет вам, что 600 км ощущаются как целая жизнь.

Таким образом, я размышляю о своем последнем лете в качестве гида на каноэ с почти болезненной ностальгией.

За все прошедшее время я так и не смог четко сформулировать, почему эта работа так много значит для меня. В те месяцы и годы, что отделяют Микаэлу-он-Ривер от Микаэлы-на-офисе, другие обычно говорили мне, что я просто прославленный лагерный вожатый, что это не настоящая работа, и я должен двигаться дальше.

Но я знаю, что это была настоящая работа. Я и любой другой человек, работавший в пионерлагере, знаю важность этой работы. Делиться красотой диких ландшафтов Канады, тренировать лидерство и работать в команде, поддерживать молодежь в преодолении препятствий, о которых они никогда не думали, — это работа гида на каноэ и ее реки.

Я не могу сосчитать, сколько раз мои туристы заливали слезами воды Миссинаиби.

Первый происходит во время особенно сложных порогов, когда половина отдыхающих выпадает из своих лодок, и мне требуется несколько часов, чтобы собрать всех людей и оборудование. Последняя слеза проливается, когда я обнимаю каждого туриста на прощание, незадолго до того, как их родители прогоняют их. Настоящая мама, чтобы съездить с мамой и обратно. Я надеюсь, что вернул каждого кемпера немного смелее, немного увереннее, чем когда я их нашел.

Между началом и концом разбросаны слезы типичной подростковой драмы. Есть слезы, принесенные от бед дома. Запугивание. Развод. Психическое заболевание. Быть пятнадцатью нелегко. Подросткам редко удается вздохнуть спокойно, вдали от школьного стресса, родителей, давления сверстников, наркотиков, социальных сетей. Список можно продолжить.

Здесь все просто. Река захватывает все ваше внимание — просыпаться, готовить, грести, нести, готовить, спать, повторять. Тем не менее, все, что он ожидает от вас, это уважение.

Я ушел по касательной. Мой разум блуждал сделал один из многих моментов на реке. Я снова обращаю внимание на Брейсбридж. В моей сумке второй конверт. Те же фотографии, только дополнительная копия. Мои отдыхающие согласились провести встречу осенью. Я бы дал каждому фото или два с реки. Памятный подарок. Машина времени.

Перелистывая фотографии, я не удивляюсь, обнаружив, что некоторые из них повреждены до неузнаваемости.

Ближе к концу поездки мы столкнулись с самой сильной грозой, которую я когда-либо испытывал. Это единственный раз, когда я по-настоящему испугался в путешествии на каноэ.

Перед бурей мы лениво бредем вниз по реке Лоси. Мы вынуждены остановиться в одной точке; мы слышим гром на расстоянии. Но ни дождя, ни туч. Просто густая дымка влаги. На берегу мы строим укрытие, чтобы защитить себя от палящего солнца, едим конфеты и рассказываем истории, ожидая, пока гром утихнет достаточно долго, чтобы присоединиться к течению.

Насколько я помню захватывающие пороги и сложные перевозки, именно эти тихие моменты остаются в моей памяти. Моменты тишины, разговоры с моими кемперами.

Как только гроза утихнет, мы продолжим путь к нашему лагерю. После ужина мы убираем лагерь и садимся в палатки на вечер. Вскоре я слышу эхо взрывающегося треска по небу и в мои кости. Так начинается яростный танец грома и молнии, который продлится несколько часов. Молния — единственное, что меня пугает в поездке, и это потому, что с молнией я бессилен. Я не могу переносить грозу класса 3 и не могу отпугнуть ее от своего лагеря, стукнув горшком и увеличив себя.

В такую ​​грозу можно только надеяться и ждать.

К счастью, наш лагерь на скалистом берегу находится далеко от деревьев, так что я не боюсь, что кто-то ударится и упадет на нас. Однако я боюсь, что кто-то ударится в другом месте и начнется лесной пожар. Без прикрытия деревьев наши палатки становятся жертвами сильных ветров. Я никогда не слышал, чтобы ветер был таким громким; Я уверен, что шесты палатки сломаются.

К моему облегчению, буря стихает. Утром мои туристы веселы, как и в любое другое утро, — шторм их совершенно не беспокоит. Если бы это произошло в начале нашей поездки, была бы их реакция другой? После почти месяца в дикой местности мои туристы чувствовали себя более комфортно в окружающей среде? Друг с другом? С собой?

Злая буря унесла ровно одну жертву: мою вторую одноразовую камеру. Он лежал в углу моей палатки — единственном углу палатки, куда промокал дождь.

Глядя на фото сейчас, удивляюсь отсутствию повреждений. Многие фотографии были полностью испорчены, но некоторые были просто испещрены синими линиями, а другие получились хорошими (правда, с некоторыми изменениями цвета).

Я мог бы рассказать тысячи историй с этими фотографиями.

Я мог бы заполнить страницы и страницы рассказами о грозах и грозовых ящиках, порогах и волоках, овсянке и бинтах. Нажмите на меня, и я смогу рассказать вам о разговорах, которые у нас были, пока мы гребли, о случаях, когда я плакала, о любви, которую я испытываю к этим людям и к этой реке. Тем не менее, я все еще не думаю, что смогу передать это чувство словами или фотографиями. Может быть, никто, кроме гидов на каноэ, никогда не поймет, когда я скажу, что река может так много значить для меня.